Мария Хаустова - Мамочка из 21-го бокса
«Дзы-ы-ын!» – разрывался стационарный телефон в маминой прихожей. Солнечный луч скользил по стене, на которой висел аппарат, и заглядывал на кухню. «Эх! Хорош чаёк!» – ставила мама чашку на стол и не спеша шла к серой трубке.
– Алло!
– А Машеньку можно? – проговорил мужской голос.
– Машу? – удивлённо спросила мать.
– Машу можно, но нельзя.
– А это как? – засмеялось в трубке.
– А нет её. На работе она.
– Да? Правда?
– А чего ж я – врать что ли буду? Конечно, правда!
– А в таком случае, где она работает?
– А в таком случае, с кем я разговариваю?..
– Ой! Тёть Нин, совсем забыл представиться! Это ж я – Женя!
– Женя? – мама перебирала в памяти всех моих знакомых Жень. – Это какой же, интересно?
– Да как же! А летом помните, я Машу привозил? Она ещё в детском доме тогда трудилась…
– Ах, Женечка! Что ж ты молчишь-то!
– Да я и не молчу, – послышался сконфуженный мужской голос.
– Ты как там? Не болеешь?
– Да всё отлично: я здоровее всех живых!
– Ну, слава Богу! А Машенька. Машенька в школе преподаёт. В первую смену она сейчас: шестые да восьмые классы учит.
– Ох, ничего себе! Ну, Маруся даёт!
– Да. Не хотела она в школу-то идти, да куда денешься. Работы-то у нас в городе совсем нет. Туда и то еле устроилась. С первого сентября там.
На том конце провода слышалось внимательное молчание.
Мама продолжала:
– Денег немного платят. Так она ещё и классное руководство взяла. Да кружок какой-то ведёт.
– А дома она во сколько появляется?
– Дома? Да уж под вечер совсем. В декабре же, сам знаешь, вечер быстро наступает. Сейчас уж после трёх темнеет. А там Машке ещё полы на первом этаже мыть.
– Какие полы?
– Деревянные! Какие ж ещё? Маруся в школе подрабатывает – техничит по вечерам. Деньги ж лишними не бывают.
– Ой, бедная. Так, а когда же она свободна тогда?
– Когда спит.
– Как это?
– А свободное время у неё на проверку домашнего задания уходит.
– В смысле?
– Да в прямом! Она же русский да литературу преподаёт!
– А я приехать хотел…
– Да кто ж тебя не пускает? Завтра ж суббота! Почему бы и нет?
– А у Вас остановиться можно?
– А у тебя здесь ещё кто-то есть?
– Нет. Нету.
– Вот и порешали, – засмеялась маман.
Двухэтажное кирпичное здание светилось огнями. Я шла по вычищенной дорожке к детскому саду. Пролетела через четыре ступеньки бетонного крыльца и побежала по тёмному узкому коридору. В маленькой раздевалке стояли низенькие жёлтенькие шкафчики. Я открыла самый первый, с вишенками на дверях. «М-м-м… Штаны-то сыроваты… Гуляли, наверно», – подумала я.
Дверь в группу открылась, и оттуда послышались детские голоса. «Варвара Жданова, за тобой мама пришла. Собирайся!» – менторским тоном произнесла воспитательница. Моя малышка бросила игрушки и, засеменив полненькими ножками, побежала ко мне. «А кто игрушки убирать за тебя будет?» – притормозил её взрослый голос. «Я сейчас!» – кинула она мне и бросилась прибирать на полу. «Всё! – отряхивая розовенькое плюшевое платьице маленькими ручками, она с улыбкой шла ко мне. – Домой хочу!»
Варюшка вытряхнула всё из своего шкафчика и скомандовала: «Одевай!»
– Ух, ты, командир какой! Ну, давай, оденемся, и к бабушке! – натягивала я на неё синтепоновый пуховик.
– А фапка где? – смотрела она на меня своими глазами-пуговицами.
– Вот твоя фапка, – натягивая красную ушанку на кудрявую головушку, приговаривала я. – На потолок посмотри – шарф завяжу!
– Ма-ша! – высоким тоном обратилась ко мне Варина воспитательница. – А ведь Варя ничего не ела!
– Как?
– Целый день папу вспоминает. От всего отказывается. Ты бы придумала чего. Вам, наверно, надо с ней поговорить.
– А не рано?
– Рано – не рано, а какое-то объяснение она должна получить.
– Я попробую, – пообещала я и, подхватив дочурку на руки, отправилась к выходу.
Тоненькое байковое одеяло было припорошено белым снежком и почему-то сбилось на голубых санках. Варька, ёрзая попой, устраивалась поудобнее и кричала: «Поехали!» Фонари, выстроенные в ряд до самого нашего дома, светились желтизой. Мы поднимали голову вверх и смотрели, как огромные хлопья декабрьского снега падают из чёрной бездны, кружась в воздухе и медленно опускаясь на нашу землю. «Как в космосе, Варька, правда?» «Павда, мама», – открыв рот и пытаясь поймать им снежинки, произносила малышка.
Я шла по заснеженному тротуару и поглядывала по сторонам: голубые ели возле старой школы были засыпаны снегом так сильно, что нижние лапы буквально лежали на насте; каток светился яркими красками, а стадион блестел застывшим льдом. На проводах, нависших над дорогой, висели огромные сосульки, а на них восседали чёрные вороны. «И неужели им не холодно?» – думала я.
Моя малышка откинулась на спинку саней, а потом села, выпрямилась и развела руки в стороны: «Нету!»
Я вопросительно посмотрела на неё.
«Нету! Нету у нас папки!» – произнесла она и тяжело вздохнула.
Маленькая такая, пухленькая. И уже такая несчастная. Я не знала, что ответить моей малютке. Это был первый раз, когда я не знала ответа на её вопрос. Она смотрела на меня круглыми глазами и, хмуря лоб, приподнимала брови. Она ждала ответа…
Аллея из берёз и ивовых кустов, таких знакомых и таких заснеженных, заставила нас забыть об этом вопросе. С одного из деревьев на нас посыпался снежный водопад. «Ма-ма!» – кричала в испуге и восторге Варюша. «Не бойся – не бойся! – хохотала на всю улицу я. – Глянь вверх!»
Когда снежные брызги осели на дорогу, на чёрно-белой берёзке мы увидели рыжего кота. «Варька! Варька! Смотри – котяра рыжий! К счастью! Это к счастью!» – уверяла её я. «Да-а! – смеялась моя малышка. – К щасью!»
Я покрепче ухватилась за металлическую ручку саней и, напирая на неё всё больше и больше, бежала вперёд к дому. «И-иху!» – кричала Варвара.
Красный шарфик развевался по ветру, а я, задирая ноги, неслась к дому.
«Девочки мои! – встретила нас мама. – Идите кушать!» Я передала ребёнка ей и попросила раздеть: «Некогда мне. Полы ждут!»
По коричневато-оранжевому полу с ямками и пузырчатыми вкраплениями скользила серая тряпка. Иногда она сползала с лентяйки и терялась под партами, а порой оставалась где-то у основания палки, оголяя деревянный остов, который брякал по половицам и скрябал свежую краску.
За окном горели фонари, а больше… А больше ничего было не видно. Темнота несусветная!
Я остановилась на минуту, чтобы передохнуть – уж пятый кабинет всё-таки мою. Обтёрла сухим рукавом пот со лба и присела на парту. «Эх! И когда это всё закончится!» – перекидывая палку от лентяйки в другую руку, думала я. Люминесцентные лампы горели тускло и невесело. Таблицы со схемами, висевшие на стенах, добавляли ещё большей печали. Я смотрела на них и думала, как же они мне надоели! Я ненавижу эти коридоры, стены, кабинеты, а ещё больше – полы! Их здесь так много! И все они какие-то не гладкие и шероховатые! Ну неужели было не покрасить нормально! Или, ещё лучше, – постелить линолеум! Нет же! На всём сэкономить надо! Зато зеркало в кабинете у директора какое висит! «Надо чем-то жертвовать, Машенька!» – вспоминала я слова Татьяны Александровны в ответ на мои возражения по поводу качества пола.
Я вскочила со школьного стола и продолжила уборку. Тряпка летала из стороны в сторону, пока не упёрлась в. чёрные ботинки. Я подняла голову и не могла разогнуться (спина после родов дала сбой и постоянно затекала и болела). «Ты здесь откуда?» – смотрела я на высокого крепкого парня. «Оттуда!» – помог он мне выпрямиться. «Так, значит, гостей встречаем?» – улыбался мне Женька. «Женька, ну, прости! Это я от неожиданности!» – обняла его я. Представ пред Женькой со шваброй в руках, я чувствовала себя не очень-то комфортно. Сказать точнее, мне было стыдно. Он взял её и начал мыть пол сам: «И сколько тебе за это платят?»
Я подошла к нему и попыталась забрать лентяйку, но в спину снова вступила резкая боль, от которой я вскрикнула: «Ай!»
– Что с тобой, Машенька? – кинулся ко мне Женька.
– Да ничего… Приступ хитрости, – боялась напугать его я.
– Да нет уж. Враньём тут и не пахнет. Болит? Да?
– Да есть немного. Но сейчас пройдёт. Сейчас отпустит, – успокаивала его я.
– Сиди. Я домою, – скомандовал Женька.
Он запустил швабру с тряпкой в эмалированное ведро с коричневой водой и, поболтав ей там, отжал сырую материю большими жилистыми руками.
– Как ты ей моешь? – спрашивал он меня, махая лентяйкой, как волшебной палочкой.
– Обычно. А чего? – болтая ногами под партой, не понимала я.
– Да больно мал инструмент! – засмеялся он.
– Так уж и мал? По мне так в самый раз! – твердила я. – Ты сколько ростом, Жень?
– Да я, малыш, всего лишь метр восемьдесят шесть! – ухмыльнулся мой помощник.
– Ну, вот! А я на двадцать сэмэ ниже! – улыбалась и я.
